Первое, что бросилось в глаза, - розовое пузико. Потом – коротенькие толстые лапки, а между ними хвостик-огрызочек. Подняла взгляд выше - рука старушки, прижимавшая к себе крошечного щеночка, поэтому маленькая голова и такие же толстые, как и задние, лапки с розовыми, «под» пузико, подушечками были как бы отделены от остального тельца. Довершали картину печальные, не по возрасту, глаза маленького невольника. В другой руке старушка держала корзину, полную разноцветных котят.
В принципе, сынишка хотел котенка, и мы приехали на «Птичку» именно за ним. В те далекие времена любимый многими москвичами рынок располагался почти в центре, и купить здесь можно было абсолютно все. Может быть, кроме слона. А, возможно, мы просто о нем не спрашивали. Старушки и старички всей Москвы собирали по дворам щенков и котят и тащили их сюда на продажу, поэтому и нам пришлось ехать за «безродным» котенком на Птичий рынок, так как найти такого в ближайших подвалах не получилось.
Бабулька, торговавшая «розовым пузиком», была первая в ряду. Постояв возле нее несколько минут, мы (преимущественно, конечно, я, так как сынишке не было еще четырех) решили пройти дальше и полюбоваться на малышей всевозможных мастей и окрасов, хотя мне всегда было трудно смириться с тем, что для кого-то они просто «живой товар». Рассматривая очередного милягу, я поймала себя на мысли, что вижу не пуделька-болоночку-овчаренка-…, а того первого, неизвестного роду-племени. Его трогательное, по-щенячьи лысенькое пузико (именно что не животик!) и отрешенный взгляд запали в душу и прочно в ней обосновались. Предложила сыну компромисс: мы покупаем щеночка, а котенка будем искать на улице и «спасем». (Должны же были они где-нибудь остаться?!)
Старушка хотела за щенка двадцать пять рублей. Поскольку с тех пор рубль неоднократно менял направление своего движения, то резко вверх, в космические дали (не в смысле повышения конвертируемости, а в смысле увеличения количества нулей на купюрах), то так же резко вниз, мне трудно вспомнить, была ли названная цена высокой. Помню только, что в кошельке оказалось восемнадцать рублей. Ехали-то мы за безродным котенком! Было утро, торговля только началась, поэтому бабуля долго мялась, не уверенная, что поступает правильно, отдавая свое «добро» за бесценок. Потом, видимо, решила, что «синица в руке» всяко лучше «журавля в небе».
Не надеясь на результат, я все же рискнула спросить, какого размера вырастет собачка. Старушка заговорщицки приложила руку ко рту и произнесла неожиданную фразу: «А какую вам надо, такая и вырастет!»
«Удовлетворившись» ответом, я прижала ставшее нашим «розовое пузико» к груди, и щеночек тут же лизнул меня в нос. Росточком он был не крупнее мужской ладони, плюс хвостик, которым он забавно подергивал, видимо, от радости, что скучная «висячая» жизнь закончилась и начинается что-то новенькое. Сынишка, уже по уши влюбленный, посадил малыша к себе на плечо и гордо шествовал с ним до станции метро.
Дома я первым делом залезла в «умную» книжку. Там говорилось, что щенка нужно сразу приучать к месту (которое желательно устроить в прихожей, но не на проходе и не на сквозняке), чтобы воспитывать в нем «охранника». Как раз именно такое у нас было, и мы даже положили туда подушку от кресла, и даже на минуту-другую посадили туда щенка. Сразу стало понятно, что, либо мы все тоже будем жить теперь в прихожей, так как не сможем отойти от крошечного калачика ни на мгновение, либо он будет жить с нами во всех остальных частях квартиры. Развитие событий пошло по второму варианту.
Вечером с работы вернулся муж и по подушке сразу догадался, что с Птички принесли не котенка. Когда он обнаружил нашу «покупку», сладко посапывавшую в кроватке сына, и первый раз взял на руки (как раз с его ладонь и был щенок), то сразу превратился в грозного «конкурента»: во-первых, его умилению не было предела, а, во-вторых, малыш чувствовал себя в его объятьях необычайно комфортно и слезать не хотел. Вся мужнина любовь к животным вылилась на щенка и затопила по самые кончики малюсеньких ушей. Он сразу «подарил» новому члену семьи свои недавно купленные кроссовки (действительно, не старые же отдавать!) и кожаные перчатки. Наслаждайся! И щенок наслаждался, целыми днями елозя в кроссовке по полу, и жуя подарки.
Привязанность к «братьям нашим меньшим» еще не была поставлена на такую коммерческую основу, как сейчас, а потому играли домашние питомцы, в основном, хозяйскими вещами, полученными в «дар» или добытыми самостоятельно. Последние, разумеется, приносили гораздо больше удовольствия.
«Умная» книжка советовала разрешить щенку что-нибудь грызть из мебели (той, что не жалко), чтобы он не испортил вообще все. Мы решили пожертвовать нашей тахтой, которая хоть и была еще вполне ничего, но из мебели самая древняя. Совет оказался действенным: за время своего взросления малыш уничтожил край нашего деревянного ложа почти полностью, но зато больше ничего не тронул! Грыз он его так остервенело, будто задался целью поглотить тахту целиком; вот только повзрослел раньше, чем осилил первый угол.
Как бы смешно это ни звучало, но пол «ребенка» определился не сразу. На рынке нам его продали как «девочку». И мы даже придумали для нее «девчячье» имя. Но когда через день-два на «смотрины» приехала моя близкая подруга, заядлая «собачница», у которой с детства были псы, то вынесла вердикт: «У вас мальчик!» Мы поначалу обрадовались, полагая, что с кобельком бытовых проблем меньше, и сразу нарекли его Том.
Он «с именем этим ложился» и «с именем этим вставал», и очень быстро к нему привык. Однако «переменой пола» дело не ограничилось. Местные «специалисты – кинологи», владельцы кавказских овчарок, поздравили нас с приобретением выдающегося экземпляра, неизвестно каким образом попавшего в руки продавшей его старушки. Какой окрас! Какой лоб! Какие лапы! Вымахает здоровенный! Этому известию мы обрадовались еще больше, потому что крупный пес пригодился бы нам в качестве охраны во время наших летних походов.
Но время шло, а Том оставался все таким же маленьким, тогда как их щенки росли, как на дрожжах замешанные. Сначала «специалисты» предполагали, что он либо гораздо младше объявленного старушкой возраста (хотя куда уж младше – один месяц!), либо последний в помете, а потому «немного» отстает в развитии. Наконец, устав придумывать причины такого «недороста», они стали нас избегать. Оно и к лучшему: их «слонята» могли запросто задавить нашего кроху и не заметить! Потом наш «неудавшийся кавказец» стал обрастать кудряшками. В довершение всего, очередные «собаководы» сказали: «Ну, какой же это мальчик?! Это девочка!»
Поскольку Том был нашей первой в жизни собакой, а кобельки, как оказалось, почти до семи-восьми месяцев «лапу не задирают» (единственный признак, по которому мы могли бы отличить одного от другой), то нам оставалось опять поверить и срочно переименовывать. Малыш за прошедшие два месяца прекрасно выучил свое имя, поэтому новое не должно было резко контрастировать со старым. Казалось бы, чего проще: был Том, стала Тома! Но в соседней квартире уже проживала одна Тома, моя подруга – художница. И я подозревала, что быть собачьей тезкой ей вряд ли понравится. Так что в итоге получилась Тона. Хотя так значилось лишь в паспорте, ибо какая она с ее лилипутовскими размерами Тона – так, Тонуська!
Порывшись в каталоге собачих пород, мы нашли ее «прародителя». (На самом деле, изучив справочник, мы пришли к выводу, что беспородных собак просто не бывает! Для любой можно было найти «благородное» название!). Наш «родственник» именовался очень красиво и необычно «кардиган вельш корги»! Вот только его облику не хватало замечательных Тоночкиных кудряшек. И еще его хвостом нельзя было бы «мести» улицы. А в остальном…
Как почти у всех собачек-«недомерков», характер у Тонуськи был склочный. Выходя на улицу, она первым делом облаивала все стороны света: и западу доставалось, и северу, и востоку. Юг спасало то, что она стояла к нему хвостом. Недоставало картинке только упертых в бока лап! Благодаря этому «приветственному» лаю ее знали все окрестные бабульки, не дававшие скучать дворовым скамейкам. Эти «всезнайки» однажды чуть не свели меня в могилу.
Во время прогулки по скверу, отделявшему наш дом от набережной Москвы-реки, нам встретилась группа школьников, занимавшихся физкультурой, в частности, бегом по кругу. Тоночка присоединилась к ним и побежала следом, как могла, на своих коротких лапках. Я болтала с еще одной «собачницей», когда вдруг заметила, что моей крохи больше нет рядом с бегунами. Обыскав все зеленые насаждения, я кинулась домой в надежде, что Тонуська сама вернулась, потеряв меня из виду. Щенку было всего три месяца, и надежда была слабенькая. Дверь в подъезд оказалась закрытой. Сидевшие на скамеечке старушки хором заверили меня, что Тоночка мимо них не пробегала. Я кинулась искать ее по соседним дворам и за несколько часов облазила почти весь микрорайон. Собачки нигде не было, и никто ее не видел. Решив не сдаваться, я кинулась домой, чтобы позвонить на работу и предупредить, что сегодня не приду. Вся зареванная вошла в подъезд, лелея «а вдруг…?» Но в холле никого не было. Покричала «в пролеты» лестницы – тоже тишина. Вызвала лифт. Приехал «грузовой». Когда двери открылись, я увидела мою малышку. Она лежала калачиком в углу и испуганно таращила глазенки. Даже не бросилась ко мне, видимо, решив, что очень сильно провинилась, раз ее так долго не «находили»! Воздав Богу все пришедшие на ум молитвы и поблагодарив за то, что отнял у меня силы идти по лестнице, и за то, что где-то на этажах «застопорил» пассажирский лифт, я внесла свое сокровище в дом. Уже потом пришло восхищение, что она в столь юном возрасте смогла сама найти дорогу, хотя сквер был довольно большой по площади.
Первые в жизни Тоночки новогодние праздники запомнились не только тем, что она постоянно срывала с елки мишуру и весело носилась с ней по квартире, но и еще одним забавным происшествием. Хотя для начала, небольшое «лирическое» отступление.
Те, кто в канун 1991 года находился в «разумном» возрасте, помнят пустые прилавки магазинов (да-да, даже в Москве!) Пугающие кадры того, «с чем» огромная страна и современный мегаполис входят в последнее десятилетие двадцатого века, облетели весь мир. Не то чтобы был голод, но Д-Е-Ф-И-Ц-И-Т, дефицит абсолютно всего. Поэтому, когда что-нибудь «выбрасывалось» на прилавки, это «что-нибудь» вмиг сметалось жаждущей толпой, уже приученной советскими временами организовываться в очереди и рисовать на ладонях порядковые номера, чтобы не услышать: «Вас здесь не стояло!» Мне как раз довелось работать переводчиком на международной конференции гомеопатов, проходившей в Москве. В один из дней мы проезжали вместе с супружеской парой врачей из Австрии мимо продуктового магазина, и они попросили остановить машину. Хотели лично убедиться, правду ли говорят их массмедиа. Жена пошла первой. Выйдя из магазина со слезами на глазах, она сказала мужу: «Ты не ходи. У тебя больное сердце!»
Эту историю я рассказала, чтобы более юные читатели поняли, что новогодние наборы, выдававшиеся детям на «ёлках» и содержавшие несколько шоколадных конфет, карамельки и пару мандаринов, были для нас, как «достояние республики». «Сокровища» лежали в вазочке на кухонном столе. Вернувшись как-то домой, мы обнаружили в прихожей кучу фантиков. Тонуська, обычно прыгавшая выше головы от радости, когда мы возвращались, в этот раз лишь слегка вильнула хвостиком, потому что была занята разворачиванием очередной (почти последней!) конфеты. Делала она это очень ловко: придерживала лапой за один конец обертки и зубами тянула за другой. При виде этой картины нас охватили смешанные чувства: душил смех, так как выглядела она в своем смущении и одновременно желании успеть слопать еще одну сладость презабавно; охватил страх за ее здоровье; ну и было жалко сынишку, лишившегося долгожданного угощения. Кстати, у щенка даже живот не заболел, видимо, адреналин помог все благополучно переварить!
Когда Тоночке не было еще и года, случилась в ее жизни любовь. И, как полагается первому чувству по всем классическим канонам, любовь безответная и несчастная. А все потому, что предметом своего обожания она выбрала гигантского немецкого овчара по кличке Рекс, проживавшего через четыре подъезда от нас и славившегося свирепым нравом и драчливым характером. Чувства свои она выражала тем, что при виде Рекса падала ниц и ползла к нему, повизгивая от переполнявших ее эмоций. Нужно сказать, что поведение маленькой поклонницы слегка смягчило закаленное в боях сердце. Но так как ползла она очень медленно, «немец» уставал ее ждать и убегал, ища с кем бы подраться.
Однажды, когда мы проходили мимо подъезда, где жил Рекс, Тоночка вдруг остановилась и стала кружиться на месте. Потом сделалась очень печальной и повернула домой, отказавшись от прогулки. В квартире она забилась в дальний угол и просидела там почти трое суток, о чем-то горюя. Позже мы узнали, что в тот день «наш» овчар, выходя из подъезда столкнулся с соседским бультерьером. Завязалась драка, и Рекс погиб.
Тоночка оказалась однолюбкой, во всяком случае за двенадцать лет жизни никто не вызвал у нее таких же сильных чувств…
Хотя наша «кавказская овчарка» и не превратилась в здоровенного пса, но охранную службу во время походов несла исправно. Как-то раз, выгрузив снаряжение из лодки (мы провели отпуск на «нашем» острове на Волге) и отогнав ее на базу (своей у нас еще не было), муж отправился за машиной, которую мы оставили во дворе одного местного жителя за небольшую плату. Ушел и пропал. Мы ждали его довольно долго, потом за ним последовал сын и тоже пропал! Мне ничего не оставалось, как поручить Тоночке охранять наши вещи, а главное, корзинку с котом Айвазовским. Отойдя на несколько десятков метров, я оглянулась. Картина была трогательная: гора из рюкзаков, рядом с ней корзинка, накрытая марлей, и почти незаметная глазу охранница с торчащими из ушей пружинками кудряшек.
Мужа и сына я нашла возле машины. Она не «хотела» заводиться. (Мобильников не было, не предупредить!) Наконец, муж устранил неполадку, и мы поехали к месту разгрузки. Еще издалека увидели, что возле наших вещей стоит какой-то мужчина. Вышли и умилились: за штанину его крепко держала Тонуська. Размером она была чуть больше ботинка, поэтому мужчина стоял на месте, можно сказать, почти добровольно, берег брюки. После «освобождения» он рассказал, что тоже с семьей приехал в отпуск, и они грузились в лодку неподалеку. Увидев крошечную собачку, охранявшую вещи, мужчина решил подойти похвалить ее, за что и поплатился.
На своих коротких лапках Тоночка исходила с нами в походах десятки километров, и мы ни разу ни на секунду не пожалели, что она не достигла больших размеров. В ее маленькой голове помещалось много мыслей, а в маленькой груди – огромное любящее сердце. Старушка оказалась права.
Она выросла такая, какая была нам нужна…
Январь 2014
Автор: Малышкина Ольга, г. Москва
